...
|
Язык:
Десять лет назад Ирина Андреетта-Гор переехала из Москвы в Тронхейм учиться. Закончила аспирантуру в NTNU, защитила диссертацию по пищевой технологии и … решила стать художником. От скуки, как она говорит.
– Откуда у технолога пищевика способности к рисованию? Возможно, в семье были художники?
– В нашей семье действительно есть профессиональные художники по маминой линии - троюродный брат, двоюродный дядя, но я их никогда не видела. Самым главным художником с детства был мой родной брат. Он ходил в художественную школу! Я его иногда туда водила на правах старшей сестры и, ожидая в коридоре, дико скучала. Самой рисовать не хотелось, мысли даже не было. Я любила читать, причём только толстые книжки с картинками. Если книга была без картинок или несерьёзно тонюсенькая, то я её даже не брала в библиотеке.
Но однажды попробовала все же нарисовать – цветы маслом. Помню, запах красок очень понравился. Спряталась в туалете, чтобы никто не видел акта творчества, и нарисовала. А потом ещё и спрятала. От критики. Меня постоянно, из любви разумеется, консультировали и улучшали всей семьёй.
На уроках, когда становилось скучно, я тоже иногда рисовала, но исключительно горы, причём не просто горы, а только те, где жили бабушка с дедушкой, и куда я раз в лето ходила за дикими абрикосами. Рисовала я простым карандашом, так чтобы и складочки все были, и перевалы, и белки (верхушки гор так называются, потому что белые). Фотоаппарата у меня не было, рисовала по памяти. Это сейчас у всех в телефонах гигабайты впечатлений, а раньше для этого использовалась память в голове. На уроках истории и географии от скуки иногда спасали амфоры. Это сейчас я знаю как такие горшки называются, а тогда думала, что это вазы глиняные. Их я тоже рисовала простым карандашом, чтобы и тени были, и выпуклость. Я, наверное, латентный график.
В старших классах от чрезмерного развития интеллекта меня потянуло на каллиграфию левой рукой. А слабо, подумала я, научиться? Подумано – сделано. Довольно сносно получалось рисовать буквы. А потом началась учёба в институте, и там я уже ничего не рисовала – химия пищи и оборудование пищевых производств оказались интереснее. Начертательная геометрия вбила последний гвоздь в мою веру в собственное воображение, и я успокоилась. Тогда казалось, что навсегда.
– А как же любовь к искусству?
– Я была уверена, что у меня любовь к биологии и химии, а не к искусству никакому. Это всё потому, что в школе мне встретились очень хорошие учителя. Они так любили свой предмет, что и меня этой любовью заразили. Я даже подозреваю, что оттуда, из полузабытого седьмого класса, и идёт моя тяга к микробиологии и рисованию цветочков.
У моей семьи были насчёт меня собственные планы. Они ожидали, что я стану доктором. Дедушка даже стетофонендоскоп купил. Но к моменту окончания школы случилась перестройка и в медицинский вуз я поступать не стала, – не только из-за перестройки, конечно, – а поехала в Москву и поступила в пищевой. Между прочим, пища это тоже лекарство по теории восточных медицин. Так что отчасти желание своей семьи я выполнила. Мне было интересно изучать химию пищи – витамины, минералы, гормоны разные. Ещё оборудование было интересно. Наверное, из-за блеска металлических кастрюлек.
После института я работала в НИИ и подумывала написать диссертацию – не зря же в НИИ работала. Но все темы разобрали дети моих начальников – им ведь тоже нужно было защищать диссертации. А я от скуки начала рассылать заявки в разные университеты. Скука, как показывает мой опыт, может быть эффективным мотиватором. И вот в один прекрасный день мне повезло – позвонили из NTNU и пригласили на учёбу. Повезло вдвойне, потому что как раз в Тронхейме жил и мой брат вместе со своей семьёй. Так, случайно, я переехала в Норвегию, взяв с собой семилетнего сына.
– Помните свои первые впечатления от страны?
– Мне в Трондхейме всё показалось сказочным: тишина, домики, покрытые снегом (столько снега я давно не видела), разноцветные лампочки (был ноябрь и всё вокруг было украшено перед рождеством). А ещё вежливая полиция, нотариус бесплатный (документы разные оформлять). После слякоти, беготни и откровенного хамства в Москве это место показалось мне раем земным и машиной времени в детство. Да ещё и молоко пахло молоком, а не порошком, и в сосиски тогда еще не добавляли коптильную жидкость. Люди на улице улыбались моему сыну, а когда в школе предложили бесплатно возить ребёнка на занятия на такси, мне стало казаться, что всё супер-пупер, и пришёл ко мне успешный успех, а главное – меня все любят и во всём будут помогать. Спустя два года мне так уже не казалось, но сейчас не об этом.
Норвежский язык я не знала и не могла заниматься с ребёнком. Сразу же отдала его в музыкальную школу. С чего-то я решила, что, обучаясь музыке на незнакомом языке, он легко его выучит. Бред просто, как я могла такое придумать? Наверное, помешательство случилось на фоне эмигрантской акклиматизационной эйфории.
– Вам повезло. У многих соотечественников знакомство с Норвегией начинается с акклиматизационной хандры и тоски по родине. Кстати, не эйфория ли разбудила дремавшего «латентного графика»?
– Я была увлечена наукой и о рисовании даже не вспоминала. Думаю, пинок креативу из моего подсознания дал детский оркестр, куда пришлось отдать сына для практики. Занятия в музыкальной школе проходили по 20 минут, раз в неделю! Ерунда, а не музыкальная школа, – думала я, – в России дети ходят три раза в неделю по 45 минут! Но зато в обычных школах здесь принято иметь целые оркестры. Они рассматривают это как совместную социальную активность детей и взрослых. Дети играют в оркестре, а родители регистрируют некоммерческое общество и собирают членские взносы. Добывают деньги и другими способами. Речь не идёт о больших суммах, но надо ведь дирижёра нанимать, ноты покупать, иногда форму всему оркестру, инструменты брать в аренду.
В 2010 году, под конец зимнего семестра родители должны были поучаствовать в традиционном рождественском базаре и заработать денег на ноты. Нам надо было принести самоделки, годные на подарки – не мусор какой-нибудь, а настоящий стильный хендмейд. Пришлось вспомнить макраме, шитьё и вязание. За материалами я повадилась ходить в местный хобби-маркет. Там же продавали всё для живописи.
Однажды в этом самом магазине я купила настоящий этюдник брату на день рождения. Он же художник, как же без этюдника! А потом пошла к нему в гости «на разведку» и обнаружила, что у него этюдник имеется, да ещё и в три раза больше моего. Пришлось оставить это добро себе – не возвращать же обратно в магазин. С этого неудачного подарка началась моя дорога к рисованию. Потом я прикупила масляные краски. Они дорогие и «жаба» подсказала мне, что можно брать только четыре цвета: жёлтый, синий, красный и белый. Из журнала «Юный художник» я знала, что достаточно и трёх цветов. Журнал выписывал мой брат, но и я читала все номера. Они были толстые, с картинками – как раз мой любимый формат.
Начала я с гор, как в детстве, потом ещё что-то малевала, но рисовать не умела и мне всё не слишком нравилось. Потом я упала с велосипеда и долго восстанавливала мозги. Они слегка встряснулись и продемонстрировали мне где дислоцируются иностранные языки и как чувствуют себя пенсионеры. В течение полугода я с трудом считала устно, не могла сосредоточиться, все забывала, боялась скорости. Стали происходить метаморфозы и с языками. Обычно они у меня на темечке сидят, слоями, как торт: сначала родной, выше английский, над ним норвежский. После того как прошла амнезия, я стала говорить на норвежском лучше чем на английском. Так продолжалось ещё полгода, а потом вернулся исходный порядок.
Живопись из меня тоже выбилась как пыль из ковра, но любовь к искусству осталась. Сначала потянуло на эбру – рисование по воде. Человеку не размазать краску так, как разносит её вода. Это восточная техника, но неизвестно идёт ли она из Китая, где создавали монохромные узоры от плавающих чернил, или из Персии, где эту технику использовали при окраске бумаги для важных документов, чтобы невозможно было их подделать. Суть в том, что на воду брызгают краску и она растекается тонким слоем, создавая узоры. В Турции ей помогают и формируют цветочные мотивы, а в Китае оставляют так как Дзен подует. Потом эти узоры быстро и аккуратно снимают на бумагу (кладут её сверху, и краска впитывается), сушат и используют или как самостоятельную картину, или как бумагу на форзацы книг, для обложек блокнотов.
Вначале я сама готовила краски и капала их на простую воду. Потом сходила на мастер-класс и научилась делать правильно, с помощью специальных красок и загустителя для воды. В этом случае можно держать узоры под контролем. По турецким правилам узоры создают мои личные движения, нет никакой магии. У меня же пятна делали что хотели. В принципе так мне нравится больше – очень похоже на гадание по кофейной гуще. После высыхания некоторые разводы напоминают какие-нибудь предметы.
Вслед за экспериментами с эбру я увлеклась мезенской росписью, которую случайно увидела в интернете, подыскивая для подарка своей итальянской свекрови что-нибудь оригинальное из России. Это была крышка шкатулки с четырьмя алыми кониками, длинноногими и изящными настолько, что показались мне комарами-вампирами. Они впились в моё сердце! Мне захотелось научиться расписывать так же, и вообще узнать побольше о происхождении этого народного промысла. Стала копать в интернете, но обнаружила, что сайтов много, а текст на них фактически один и тот же. Иногда даже видно где абзацы местами поменяли и перефразировали, а где просто «скопипастили». Пришлось по ходу ещё и на копирайтера поучиться, спасать мировую информационную сеть! Через один онлайн-магазин раздобыла книгу Наины Величко и по ней научилась читать знаки народной росписи и собирать композиции. Рисовать так же как профессиональные писцы было скучно – мне больше нравится кривизна народного наива, а не застывшие чёткие штрихи.
Иногда я использую этот стиль в своих иллюстрациях. Однажды сделала несколько новогодних открыток для фонда защиты животных для серии открыток по теме исчезающих видов животных севера России. Участвовала как-то в конкурсе для иллюстраторов в Инстаграме. Одному психологу нужны были иллюстрации на тему об отношениях в семье: мама-дети, инфантилизм в отношениях. Я сделала три разные: в стиле мезенской росписи, углём и красным пастельным мелком. По моему мнению это был минимализм, монохром и схематичное отображение ролей в семье. Но психологу понравились цифровые детские иллюстрации с множеством деталей. Я контракта не получила, но отчаиваться не стала.
В 2013 году мы с семьёй переехали в Берген. И там я тоже как одержимая забила всю кладовку материалами для творчества, убрызгала в стиле эбру две склейки акварельной бумаги и расписала мезенскими узорами два килограмма деревянных браслетиков. А потом, беременная, записалась на курс иллюстраторов. В трезвом уме и здравом рассудке я никогда не дошла бы до этого – вполне хватало обрывков знаний из бесплатных мастер-классов. Но моё вялотекущее занятие рисованием могло называться только хобби, а хобби, как известно, денег не приносят, а очень даже наоборот. Я решила посоветоваться со своим главным авторитетом в этом деле – с братом. Он заценил мои каракули и сказал, что пора бы мне начать изучать основы рисования. Я согласилась...но ничего не делала.
Беременность подходила к концу, когда я вдруг задумалась, что будет скучно просто гулять с коляской. «А что, если научиться делать зарисовки на местности и коротать время за городским скетчингом?» – подумала я. Сначала пошла на бесплатный экспресс-курс, и затем под впечатлением, окрылённая, записалась на платный курс иллюстраторов, который успевала закончить до родов. Какое счастье, грезила я: не придётся покупать ребёнку за бешеные деньги современные иллюстрированные тонкие книжки на одну сказку в три предложения, с картинками, где не поймёшь, то ли это бобёр, то ли заяц. Хороший был план. Но в итоге курсы я заканчивала в роддоме с младенцем и воплями. Рисовать во время прогулок с коляской мне тоже не удавалось, но все равно ребёнку сама собой привилась таки любовь к рисованию. В три года она тоже начала скетчить, а сейчас мы вместе рисуем рыбок в местном океанариуме.
– Не жалеете, что не записались сами в детстве в художественную школу?
– В художественную школу детей записывают родители с определенного возраста. Меня не записали потому что я не просилась. Есть такой стереотип, что если рисовать, то профессионально, а для этого нужно закончить художественную академию, а до неё художественное училище, а до него художественную школу. Опять же, мне скучно было бы вырисовывать классические натюрморты и куски колонн, я их и сейчас не рисую. А я беру курсы по потребности. Это бессистемное, конечно, обучение, но мне хватает. После курса иллюстраторов я прошла ещё штук двадцать курсов по рисованию в двух онлайн школах. С начала по акварели, потом по дизайну. Первая потому что онлайн, на русском, классика и дешевле, чем норвежские. Сначала взяла курс иллюстрации, чтобы дочке сказочки писать и рисовать, а потом курс классического рисования – потому что рисовать надо всё-таки уметь. Затем был скетчинг – быстрые зарисовки, которые при классическом рисовании и так все делают. Дальше был курс по ботанической иллюстрации – потому что люблю цветочки рисовать, и тоже классика всё равно. Короче говоря, смысл такой: беру вразнобой обыкновенный курс художественной школы, только не родители меня водят пинками, а сама и за свои деньги. Сейчас я подсела на испанское онлайн обучение, там креатива больше и доступ навсегда.
– Успеваете сочинять для дочки книжки с картинками?
– Семья у нас многоязычная, поэтому для своей дочки я уже нарисовала норвежский алфавит, в планах – английский, итальянский и русский. Идея была такая: буквы в алфавите разные, а рисунки одинаковые. В разных языках один и тот же рисунок иллюстрирует разные буквы. Например, цыплёнок в русском языке начинается на букву Ц, а в английском на С. Можно с ребёнком поиграть и заодно буквы поучить. Да и маме рисовать меньше — одни буквы похожи, другие просто можно перевернуть, рисунки передвигать, и потом обсудить какие буквы похожи, а какие отличаются.
Норвежский алфавит я приготовила к 105-летию со дня рождения норвежского писателя и автора детских песенок Альфа Прёйсена. Есть русский мультик по его сказке «Козлёнок, который умел считать до десяти». Концепция была такая: 105 лет назад – значит, стиль винтаж, писатель детский – значит, сделаю портреты игрушек на буквы алфавита из названий его песенок. Так и нарисовала портреты винтажных игрушек, которые у нас были дома. Свекровь как раз подарила коровку стародавнюю, и от сына мишка остался. Из этих двух игрушек вырос целый алфавит. Пришлось и попотеть с моделями. Естественно, не все 23 игрушки имелись под рукой, да и не на все буквы норвежского алфавита можно вообще найти игрушку. На букву Х, например, пришлось нарисовать найденный в интернете ксилофон. Еще одно «ноу-хау»: я разместила на плакате штрих коды со ссылками на песни Прёйсена в Youtube. Можно поиграть: отсканировать телефоном и послушать песню вместе с ребёнком.
Этот проект я назвала «Интерактивный алфавит», сделала выставку в местном доме культуры и не получила восторженных брызг от посетителей. Идея с музыкой на стенке не пробилась в сознание сограждан. Вот если бы норвежцы такое забацали, тут бы шум коромыслом стоял. Я расстроилась немножко и пошла дорисовывать зверушек на русском и английском. Кстати, если распечатать мой алфавит на обычном офисном или библиотечном принтере форматом А3 (это два альбомных листа вместе), то сканер штрих-кодов в телефоне сможет считать мои кодировки. Считайте это подарком для ваших читателей.
– Опыт профессионального технолога помогает становиться профессиональным художником? Не зря защищали диссертацию?
– Я как технолог должна только пользоваться оборудованием, а свой опыт использовать для разработки новых продуктов питания. Когда я училась, модно было решать проблему мирового голода, чтобы не умирали люди в Африке. Лет пять назад я заметила, что африканцы так и продолжают умирать, а остальные вместо мяса стали растения жевать. Голод как был, так и остался, а проблемы вылезают вместе с уходами правительств на летние каникулы. Что-то тут не в том и не так, подумала я, и разочаровалась в индустрии. Возможно, я просто ушла в себя и самовыражаюсь на «обоях», хожу по кругу и постоянно повторяю то ботанику, то скетчи.
Надо собрать в папочку все свои рисунки и рассортировать. Тогда видно будет что у меня лучше получается. Израсходую материалы по очереди (не выбрасывать же) и буду покупать только то, что нравится больше всего. Можно популяризировать пищевую технологию в плакатах и постерах. Технологов бывших не бывает, буду использовать свои знания в иллюстрациях.
Интервью взяла Нино Гвазава
Вернуться к списку вопросов на странице Интервью
